Малта кивнула, а потом сосредоточила все свое внимание на их малыше. Он заснул у ее груди. Она закутала его и уложила в ящичек из-под сухарей, выстеленный грубым корабельным одеялом. Поправляя платье, она сказала:
– Когда мы сюда приехали, я собрала для него вещички – на тот случай, если он родится до срока. Ты не мог бы…
– Обо всем этом позаботится Тилламон. Она пошла к нам домой, и сложит там как можно больше вещей в два дорожных короба, которые велит отнести на борт.
– Почему все идет настолько медленно? Я ни на мгновение не успокоюсь, пока мы не отвезем его к дракону, который бы ему помог.
– По-моему, он уже выглядит гораздо лучше. Корабль делает все, что может.
– Знаю. – Она прижала ладонь к деревянной палубе, надеясь, что «Смоляной» ощущает ее благодарность и не обижается на ее слова. – Но я чувствую, что он делает, – и это меня пугает. Рэйн, он напоминает нашему малышу, что надо дышать! Он слушает, как бьется его сердце.
Она потянулась и положила руку на грудь малыша, словно и сама хотела в этом убедиться.
Рэйн немного помолчал, но потом все-таки задал необходимый ему вопрос:
– А если бы «Смоляной» ему не напоминал?
– Кажется, он просто перестал бы, – прошептала Малта.
Рэйн придвинулся к ней и обнял.
– Уже скоро, – пообещал он ей, мысленно молясь, чтобы это не оказалось ложью. – Как только мы погрузимся, так сразу отчалим. Капитан Лефтрин нам обещал.
Он затих, слушая деловитый шум погрузки припасов. В крошечной каютке, которую предоставил ему Лефтрин, была койка, и ему очень хотелось бы сейчас там оказаться. Однако малышу необходимо было находиться на носовой части, где диводрево «Смоляного» было самым толстым, и оставаться в контакте с живым кораблем. Он напомнил себе, что Малта провела здесь всю ночь.
– Может, ты хочешь пройти в каюту и немного поспать? Я бы остался здесь с малышом.
Она покачала головой.
– Может, когда мы уже отчалим и я буду знать, что мы плывем, я смогу успокоиться. Пока – нет. – Тут она улыбнулась. – Наш сын! Как странно и приятно говорить это вслух! Но ему нужно дать имя, Рэйн. – Она посмотрела на спящего младенца. – Какое-нибудь сильное имя. Крепкое, которое будет его поддерживать.
– Эфрон, – моментально предложил Рэйн.
Малта округлила глаза:
– Мы назовем его в честь моего деда?
– Я слышал о нем только хорошее. А второе имя?
– Бендир, – предложила она.
– Имя моего брата? Моего старшего брата, который всю жизнь меня тиранил, осаживал меня, пока мы были детьми, и даже издевался надо мной, когда я в тебя влюбился!
– Мне Бендир нравится, – призналась она, ухмыляясь, и ради этой улыбки, столь неожиданно появившейся на ее измученном лице, он кивнул:
– Эфрон Бендир Хупрус. Большое имя для маленького мальчика.
– Он побудет Фроном, пока до него не дорастет. Так моего отца в детстве называли.
– Значит, Фрон Хупрус, – сказал Рэйн, прикасаясь к головке спящего ребенка. – Тебе придется стараться быть достойным этого славного имени, малыш.
Малта накрыла руку мужа ладонью и улыбнулась, глядя в личико сына, а потом вдруг отрывисто и сдавленно засмеялась.
– Что тебя рассмешило? – поинтересовался Рэйн.
– Я вспомнила Сельдина, когда он был младенцем. Он единственный в семье был младше меня, так что оказался единственным младенцем, которого я хорошо знала.
– Ты полюбила его, как только увидела?
Ее улыбка стала шире. Она покачала головой.
– Нет. Вовсе нет. Моя мать пришла в ужас, когда я принесла его на кухню и показала ей, что он как раз войдет в форму для пирога.
– Не может быть!
– Может. Именно так я и сделала. По крайней мере, мне об этом не раз говорили. Я сама этого не помню. Но я помню, как Уинтроу уезжал становиться священником. Потому что я спросила, нельзя ли отправить Сельдена с ним.
Рэйн покачал головой:
– Немного ревновала, да?
– Да, и не немного, – призналась Малта. Ее улыбка чуть поблекла. – А сейчас я все отдала бы за то, чтобы узнать, где мой младший братик. Или хотя бы, чтобы узнать, что с ним все в порядке.
Рэйн снова обнял ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в лоб.
– Сельден крепкий. Он многое пережил. Он был еще мальчишкой, когда смотрел, как вылупляется Тинталья. Любой другой ребенок перепугался бы и рыдал из-за наших многочисленных проблем. Сельден же просто продолжал думать, как нам их решить. А теперь он уже взрослый мужчина. Он может о себе позаботиться, милая. Я верю в Сельдена.
Его разбудил свет фонаря. Сельден открыл глаза. Веки у него слиплись, и поэтому стоявшая перед ним фигура расплывалась. Он вытащил руку из-под грубого одеяла, чтобы протереть глаза. Они саднили. Он резко кашлянул и раскашлялся сильнее. Постаравшись как можно сильнее отстраниться от своей постели, он сплюнул скопившуюся во рту мокроту. Наблюдавший за ним человек издал возглас отвращения.
Сельден хрипло проговорил:
– Не нравится то, что видишь – уйди. Или обращайся со мной прилично, чтобы у меня появилась возможность поправиться.
– Говорил же: он умеет говорить.
– Это еще не значит, что он настоящий человек, – откликнулся второй голос, и Сельден понял, что его разглядывают два человека.
Голоса молодые. Он плотнее прижал к себе ноги под одеялом, и цепь на его лодыжке загремела по палубному настилу. Одеяло прилипло к гноящейся ране у него на плече – той, из-за которой он оказался в этом плаванье на борту корабля.
– Я человек! – заявил он хрипло. – Я человек, и я действительно болен.
– Он – человек-дракон. Посмотри на чешую! Так что я был прав, и ты проиграл спор.