– Смотри! Вон Хеби. Она на кого-то пикирует. Теперь она убьет добычу, съест ее и, наверное, поспит немного, прежде чем лететь за нами.
Тимара посмотрела на ринувшийся вниз далекий красный силуэт, а потом оглянулась назад, ища взглядом синие крылья Синтары, но ничего не увидела, так что, возможно, та уже тоже нашла добычу и ест. А у нее со своей драконицей настолько слабая связь, что она этого не может определить.
Они вышли к берегу реки. Тут бывало опасно. В своем новом воплощении река подошла вплотную к городу, затопив старые причалы. Ниже по течению строения и целые улицы подмывало и уносило водой. Мелководья здесь не было, и поэтому Тимара опасалась стоять слишком близко к краю: невозможно было определить, насколько берег надежен. Она следовала за Рапскалем, а тот уверенно шел вперед, словно бывал здесь уже не раз. Они добрались до того места, где из воды выступали старые сваи. Здесь мощеная набережная города уже рухнула в ледяную воду, создав крутой каменистый берег.
– Жди меня здесь, – велел ей Рапскаль. Присев на корточки, Тимара стала наблюдать за ним. Он спустился вниз и стал осторожно передвигаться от одного камня к другому, изредка приостанавливаясь, чтобы что-то взять с края у воды и сложить в присобранный кушак. Один раз он оглянулся на нее. – Попробуй найти плавника и развести огонь, – посоветовал он.
Она со стоном выпрямилась, сомневаясь, чтобы ей удалось что-то найти. Однако к тому моменту, когда он прыжками вернулся на берег, она уже сложила в кучу одно приличное бревнышко и охапку веток и сучьев. У Рапскаля на шее висели приспособления для разведения огня, и он с радостью продемонстрировал свое умение. Пока он разжигал костер, она копалась в его добыче. Он набрал несколько пресноводных блюдечек, ленты водорослей и какие-то двустворчатые раковины, которых она не знала.
– Ты уверен, что это можно есть? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Я уже их ел. И пока жив.
Они пропаривали раковины на раскаленных булыжниках рядом с огнем и съедали, как только они открывались. Вкусными их назвать было нельзя, но это была еда, а сейчас Тимару интересовало только это. Трапеза получилась не слишком обильной, но голод чуть притупила. Потом они сидели рядышком у костра и смотрели на реку. Благодаря одеянию Старших, ей было тепло, а отражающееся от воды солнце слепило глаза. Не замечая, что делает, она прислонилась к плечу Рапскаля. Неожиданно он спросил:
– О чем ты думаешь так тихо?
И тут у нее невольно вырвалось:
– А что если я беременна?
Он уверенно заявил:
– В первый раз девушки не беременеют. Это все знают.
– Девушки еще как беременеют в первый раз, и только парни говорят глупости насчет того, что в первый раз этого не бывает. И потом, как насчет второго, третьего и четвертого раза прошлой ночью?
Несмотря на серьезность ее вопроса, улыбка так и грозила расплыться по ее лицу.
– Ну… – Казалось, он серьезно обдумывает ее слова. – Если ты беременна, то пятый и шестой разы уже не повредят. А если нет, то, наверное, ты сейчас просто не созрела и в пятый и шестой раз ребенка тоже не сделаешь.
Он повернулся к ней, и его взгляд был одновременно веселым и призывным.
Тимара покачала головой. Как ему удается одновременно быть таким притягательным и таким невыносимым?
– Можешь говорить что хочешь и как угодно шутить, – недовольно сказала она. – Не тебе приходится гадать, не изменилась ли вся твоя жизнь из-за нескольких минут прошлой ночи. Не изменился ли весь твой мир.
Когда он успел ее обнять? Нежно притянув ее к себе, он зарылся подбородком в волосы у нее на макушке.
– Нет, – ответил он таким серьезным тоном, какого она еще никогда от него не слышала. – Мне не приходится гадать. Я твердо знаю, что прошлой ночью весь мой мир изменился.
И он запечатлел поцелуй у нее на лбу.
– Я чувствую себя таким бесполезным!
Рэйн устроился на палубе рядом с Малтой, поджав под себя ноги. Несмотря на то что его слова и голос были мрачными, он улыбался ей, очарованный этой картиной: его красавица-жена кормит грудью его сына.
Она посмотрела на него:
– Ты хотя бы можешь свободно передвигаться.
– Вам обоим безопаснее оставаться здесь. К тому же Лефтрин не хочет, чтобы я уходил с корабля чаще, чем это строго необходимо. И он хочет, чтобы ты и малыш оставались невидимыми. – Он уже говорил эти слова – и не сомневался в том, что ему придется еще не раз повторять их, прежде чем им удастся отплыть из Кассарика. Логика не всегда действовала на Малту, особенно когда шла вразрез с ее желаниями и предпочтениями. – Тот второй калсидиец, возможно, продолжает тебя искать. Но даже если он тебя не ищет, уже стало известно, что прошлой ночью в публичном доме убили мужчину. Убийцу ищут.
– А в сообщении говорится, что он был калсидийцем и находился здесь незаконно?
Рэйн тихо вздохнул.
– Я старался притвориться, будто эти известия меня совершенно не интересуют. Вместо этого я приложил все силы, чтобы помочь Лефтрину выпросить, взять в долг и чуть ли не выкрасть всяческие припасы, которыми можно было бы загрузить корабль. Тилламон настояла, чтобы мы отправили моей матери голубя и дали ей знать о происшедшем: ни к чему, чтобы матушка о нас беспокоилась. Как будто подобные известия могут не вызвать тревоги! Мы умоляем ее ничего не предпринимать, пока мы благополучно не отправимся в путь, но я не уверен, прислушается ли она к этому совету.
– А ты достал лишних почтовых голубей, которых мы могли бы взять с собой?
– О, и можно подумать, это сделать просто! Хорошие почтовые голуби очень ценятся и дорого стоят. И гильдия очень пристально следит за тем, кто ими пользуется. Мне все-таки удалось заключить сделку с местным смотрителем. Он сказал, что не может продать мне гильдейских птиц, но у него есть собственные, которых он, по его словам, разводит на мясо. Похоже, они вырастают очень крупными и летают не так быстро. Мне они показались довольно жалкими созданиями, но, по его словам, у них сейчас просто линька, и когда новые перья отрастут, они станут красавцами. Он продал мне несколько голубей и сказал, что, где бы мы их ни выпустили, они прилетят сюда, к нему. Он также дал мне футляры для посланий и свитки, которые можно будет в них класть, но взял с меня клятву никому ничего не рассказывать. Вот так. Когда мы окажемся в Кельсингре, мы хотя бы сможем сообщить моей матери, что мы на месте, а она сможет передать это Кеффрии и Ронике. И это, милая моя, единственное, что мне удалось сделать.