– По-моему, вот это – просто для купания. Можешь себе представить? Целое здание только для того, чтобы сделаться чистыми! А вот это? Это – место для того, чтобы что-то выращивать. Заходишь, а там громадный зал и масса горшков с землей. И картинки, составленные из кусочков камней… э-э… Элис называет их «мозаика». Картинки с водой, цветами, драконами в воде, людьми в воде и рыбами. А потом заходишь в другую комнату, а там такие большие, очень большие бассейны, в которых раньше была вода. Сейчас воды нет. Но камни сказали мне, что раньше в них была вода, и один был по-настоящему горячий, один – только теплый, а еще один – прохладный, а еще был холодный, как речная вода. Но вот какая штука. Есть бассейны для людей, а потом, в другой части этого здания, есть вход для драконов, и там бассейны с покатым дном, чтобы дракон мог зайти в него и отмокать в горячей воде. А крыша на другой стороне покатая и целиком из стекла. Веришь – столько стекла? Хочешь зайти туда со мной и посмотреть? Если хочешь, мы могли бы заглянуть на минутку.
– Я тебе верю, – тихо сказала она.
И она действительно ему верила. Ей было проще поверить, что у здания такого размера может оказаться покатая крыша, сделанная из стекла, чем в то, что магия Старших окажется доступна ей. Или вообще кому-то. Неужели кто-то из хранителей сможет ею овладеть? Она представила себе Джерд, владеющую магией Старших, и с трудом удержалась, чтобы не содрогнуться. Она резко остановилась, и Рапскаль с досадливым вздохом остановился тоже.
– Расскажи мне про магию, Рапскаль. Мы действительно ей научимся? Она где-то записана, вроде заклинаний, которые мы могли бы запомнить, как в старых волшебных сказках из Джамелии? Она в книге или в свитке? Надо ли нам собирать волшебные вещи, жабью печень или… Рапскаль, это же не использование кусочков дракона? Съесть кусочек драконьего языка, чтобы разговаривать со зверями, и все такое?
– Нет! Тимара, все эти штуки – выдумка. Это просто истории для детей.
Ему не верилось, что она вообще могла подумать такое.
– Я это знала, – ответила она упрямо. – Но ведь это ты сказал, что у нас появится магия Старших.
– Да. Но я имел в виду настоящую магию!
Рапскаль сказал это так, будто только что все объяснил. Он попытался снова взять ее за руку и, когда она позволила ему это сделать, потянул за нее, пытаясь вести дальше. Она отказалась сходить с места.
– Тогда что такое настоящая магия? Это не заклинания и снадобья?
Он беспомощно покачал головой:
– Это просто магия, которую мы сможем творить потому, что мы Старшие. Как только вспомним, как это делается. Я пока про это не знаю. По-моему, это из тех вещей, которые нам надо вспомнить. Я пытаюсь отвести тебя к тому, что тебе надо попробовать, но ты все время останавливаешься. Тимара, неужели ты думаешь, что если бы я мог просто рассказать тебе так, чтобы ты все поняла, я бы этого не сделал? Тебе надо пойти со мной. Ради этого я тебя сюда и привез.
Она заглянула ему в глаза. Он спокойно встретил ее взгляд. Бывали моменты, когда Рапскаль по-прежнему казался ей все тем же чуть блаженным пареньком, с которым она познакомилась в день отъезда из Трехога. Тогда он трещал без умолку, болтал ни о чем и, казалось, был заворожен самыми тривиальными причудами. А бывали моменты, когда она смотрела на него и видела, как он вырос и изменился – не просто как паренек, который внезапно приблизился к возмужанию, а как человек, который пересек какую-то черту и стал Старшим. Он теперь был красным – таким же алым, как его драконица. Его глаза теперь сияли: в них появился искрящийся свет, который был заметен почти все время. Она перевела взгляд на их сцепленные руки и увидела, как ее покрытая синей чешуей кисть уютно устроилась в его алой.
– Тогда показывай, – негромко согласилась Тимара, и на этот раз, когда он перешел на рысцу, увлекая ее за собой, она побежала, чтобы не отставать от него.
На бегу он говорил рваными фразами из-за сбитого дыхания:
– Мест памяти много. Некоторые – например, статуи – несут только воспоминания одного Старшего. И когда их трогаешь, то словно становишься этим Старшим. По-моему, они – самые лучшие. Но есть и другие места, где все обо всем. А некоторые только говорят правила, или кто живет в доме, или чья это мастерская. Есть и такие, где стихи или музыка. А еще есть такие на проспектах: в них, ну… все что там случалось. Наверное, там можно просто стоять день за днем и видеть всех, кто там когда-то проходил, слышать, что они говорили, по запаху определять, что они ели, и все такое. Я не вижу в этом особого прока.
Он свернул с широкого проспекта с высокими зданиями и зашагал по более скромной улице. Тимара обнаружила, что откуда-то знает, что эти строения – жилые дома. Она попыталась представить себе такую семью, которой нужно было иметь больше одной двери, а иногда – второй или даже третий этаж. У некоторых домов были балконы, а у других плоская крыша с оградкой по краю. Тимара выросла в крошечных лачугах, сооруженных высоко на деревьях. Стоя в своей спальне в отцовском доме в Трехоге, она могла вытянуть руки в стороны и дотронуться до обеих стен. И до потолка. Зачем людям может понадобиться так много пространства?
Рапскаль свернул за угол, и она ускорила шаги, двигаясь вместе с ним по ведущему вверх по склону проспекту. Мощеная улица была широкой – она никогда в жизни не видела такой широкой дороги. Дома здесь шли уступами и смотрели один поверх другого на реку. В громадных кадках сохранились скелеты давно погибших деревьев. В желобах с почвой рядом с дверями когда-то росли садики. Пересохшие фонтаны были окружены чашами.