Именно тогда он разослал по всем крупным городам на реке Дождевых чащоб оповещения. Он дал ясно и четко понять, чтобы все те, кто будет иметь глупость предоставить беглецам кредит, не рассчитывали на то, что Гест заплатит им из своего кармана. Элис и Седрик захотели от него уехать? Прекрасно! Пусть посмотрят, каково оказаться отлученными от его денег. И к тому же такое оповещение ясно покажет всем, насколько мало его интересует, что с ними обоими стало.
Где этот чертов управляющий? Он снова выглянул за дверь.
– Чед! – проревел он яростно, и его нисколько не успокоило то, что этот мужчина отозвался из коридора прямо за его спиной, заставив вздрогнуть от неожиданности:
– Я здесь, сударь.
– Где ты был? Когда я тебя зову, это значит, что ты нужен мне немедленно.
– Сударь, мне очень жаль, но я впускал гостя и устраивал его в вашей гостиной. Он очень хорошо одет и приехал в наемном экипаже, запряженном самыми лучшими конями. Он говорит, что приплыл из самой Калсиды на корабле, который пришел этим утром, и что вы его ждете.
– Как его зовут? – вопросил Гест.
Он ломал голову, безуспешно пытаясь вспомнить какую-либо заранее назначенную встречу.
– Он очень решительно отказался сообщить свое имя, сударь. Он сказал, что дело крайне щекотливое и что он привез подарки и послания не только вам, но и человеку по имени Бегасти Коред. И он говорил, что Седрик Мельдар условился обо всем этом уже много месяцев назад, но грузы не прибыли и кто-то должен заплатить за их задержку…
– Хватит!
Опять этот проклятый Седрик! Ему надоело вспоминать об этом человеке. Неужели Седрик сбежал, предоставив нитям делового соглашения порваться? Это было совершенно на него непохоже. Гест не знал никого другого, кто зорче следил бы за всеми деталями и договоренностями. Однако для этого жадного маленького клеща было так же нехарактерно и столь долгое расставание с удобствами и богатством. Если только это не составляет часть какого-то другого, непонятного заговора, направленного против Геста. Эта мысль была очень тревожной. Седрик и Элис дружили с детства. Может, они оба стали участниками какого-то заговора, направленного на то, чтобы перехватить у Геста торговлю? Может, они именно потому исчезли и не вернулись? Чем эти двое могут торговать? Он внезапно вспомнил, зачем звал Чеда.
– Займись вот чем. На этом столе был свиток, очень ценный. Он лежал в деревянном ящичке со стеклянной крышкой. Он был здесь, а теперь исчез. Я желаю, чтобы он был найден.
– Я не знаю… – начал было этот некомпетентный дурень.
– Найди его! – рявкнул на него Гест. – Найди немедленно, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в воровстве!
– Сударь! – запротестовал управляющий, ужаснувшись. – Мне ничего не известно о содержимом этой комнаты. Когда я здесь появился, вы сказали, что ею занимаются горничные миледи. А после того, как вы приказали уволить горничных, я не стал за ней следить, вы ведь не говорили мне, что…
– Найди свиток! – взревел Гест. Он повернулся спиной к управляющему и зашагал в сторону гостиной. – И пришли закуски, пока я буду разбираться, что еще ты напутал.
Крик принес ему удовлетворение, позволив чуть снять напряжение. Приятно было видеть, как бледнеет и трясется управляющий, испугавшийся за свое место. Было бы гораздо лучше, если бы он тут же предъявил пропавший свиток, но рано или поздно он это сделает.
Если, конечно, Элис с Седриком его не украли. А как насчет других чрезвычайно дорогих свитков, которые эта никчемная женщинка и его лакей скупали многие годы? Он резко остановился, вспомнив, как старательно Седрик разыскивал для нее дорогие и древние документы, как неутомимо он добивался, чтобы Гест их покупал, говоря, что это – единственный способ чем-то занять Элис. А под конец их совместной жизни Седрик даже посмел заявлять, что она «заслужила» такие подарки, как компенсацию брака по расчету! Гест отвечал, что она понимала, на что идет, когда подписывала их брачный контракт. Он с самого начала дал ей понять, что все дело в видимости, расчете и наследнике. И вот теперь он мрачно задумался о том, какую часть его состояния она потратила на свои потрепанные кусочки коровьей шкуры и затхлые книги. Где-то должны быть подсчеты, какой-то реестр купленного. Седрик очень тщательно вел весь учет. Но где именно? Или, может, они утащили этот список с собой вместе с бесценными артефактами, когда совместно сбегали от него?
Будь они прокляты! Конечно, они именно так и сделали. Теперь все стало понятно. И то, почему Седрик настаивал, чтобы Элис позволили отправиться в это никчемное путешествие в Дождевые чащобы. И его глупая ссора с Гестом, которая послужила причиной приказа, отправившего секретаря с ней. Ну, конечно! Он в ярости скрипнул зубами. Они вступили в сговор против него, одурачили его в его собственном доме, использовав для этого его собственные деньги. Ну что ж: они убедятся в том, что с ним шутить нельзя. Он их отыщет и отыграется на них, оставит их без гроша и опозорит!
Он тяжело дышал, сердце у него бешено колотилось. Он заставил себя неподвижно постоять, глубоко дыша и успокаиваясь, после чего потратил несколько секунд на то, чтобы одернуть камзол и поправить воротник и манжеты. Он понятия не имел, что за калсидиец ожидает его в гостиной, но, возможно, этот человек окажется слабым звеном в том заговоре, который составил против него Седрик. И если это так, то Гест намерен вытащить из незнакомца как можно больше сведений. А потом он прикажет Чеду вытолкать его из дома.
Спокойный и сдержанный – по крайней мере, внешне, – он вошел в гостиную с пресно-вежливой улыбкой на губах. Ожидающий его калсидиец оказался молодым и мускулистым. На нем был парчовый жилет поверх просторной белой рубашки. Его широкие штаны были из простеганного шелка, короткие сапожки – из блестящей черной кожи. Клинок у него на поясе не был ни мечом, ни кинжалом, а каким-то изогнутым и мерзким гибридом того и другого. Рукоять была черная, обмотанная кожей. Не декоративная, а очень удобная. На полу рядом с ним лежала сумка с гербом герцога Калсиды. Мужчина оторвался от копания в ящиках письменного стола Геста. Его коротко подстриженные темные волосы и аккуратная бородка не закрывали алого шрама, который шел от уголка его левого глаза по всей щеке, губам и подбородку. Рана казалась недавней, а губы зажили плохо. Края шрама расходились, так что при разговоре слова получались невнятными.