Город Драконов - Страница 34

* * *

Лефтрин проводил взглядом тающую в темноте фигуру алого дракона.

– Са да хранит ее! – помолился он чуть слышно и тут же скривил рот, удивляясь самому себе.

До того, как в его жизни появилась Элис, он никогда не молился. А теперь он ловил себя на этом всякий раз, когда она упрямо шла на риск. Обследовала заброшенные города, пыталась охотиться, садилась на летящих драконов… Он покачал головой, глядя, как Элис исчезает в темноте. Как бы он за нее ни боялся, именно ее безрассудная смелость его и привлекала. В тот первый раз, когда она появилась на причале в шляпке с вуалью и пышных юбках, он был ошарашен. Чтобы такая утонченная дама рисковала собой в полных опасностей Дождевых чащобах и у него на барже!

А теперь руки у нее огрубели, волосы были стянуты в узел, вуали и ленты давно исчезли. Однако она по-прежнему оставалась утонченной дамой, все такой же изящной, точно так же, как точный инструмент, каким бы он ни был изношенным, сохранял свои свойства. Она была неповторимой, его Элис. Прочной, как диводрево, и прелестной, как кружево.

Он уже перестал видеть ее и драконицу. Темнота их поглотила. Однако он по-прежнему смотрел им вслед, желая, чтобы Хеби совершила перелет благополучно, чтобы Элис оказалась в безопасности на другом берегу.

– Они уже на земле, – негромко сообщил Рапскаль.

Лефтрин изумленно к нему повернулся:

– Ты можешь видеть настолько далеко?

Рапскаль весело усмехнулся. В полумраке его глаза горели голубым светом.

– Моя драконица мне сказала. Она уже летит обратно за нами.

– Ну, конечно! – отозвался Лефтрин с тихим вздохом.

Иногда очень легко было забыть о том, что Рапскаль связан с драконом. Легко забыть про мальчишескую половинку юного Старшего. Как все подростки, Рапскаль любил рисковать. Сегодня он поступил легкомысленно. Даже его драконица это почувствовала. Нельзя допустить, чтобы он снова вел себя столь же неосмотрительно.

Лефтрин откашлялся.

– Что ты делал, когда мы тебя нашли? Это непростительно. Ты же вырос в Дождевых чащобах! Не говори мне, будто ты не знал об опасности. О чем ты думал? Хочешь утонуть в воспоминаниях? Навсегда от нас уйти?

Рапскаль ответил прямым взглядом. В темноте его глаза сияли голубым светом – таким ярким, как будто он был стариком, у которого за плечами долгие годы изменений. Его улыбка стала шире, и он жизнерадостно признался:

– По правде говоря, да.

Лефтрин воззрился на него. Слова Рапскаля его огорошили, но они были произнесены не нахально, а очень искренне.

– Что ты хочешь сказать? Что хочешь стать слюнявым идиотом? Навечно заблудиться в воспоминаниях Старших, потеряв контроль над собственным телом? Стать безмозглой обузой для всех, кто тебя любит, или умереть от голода в собственных испражнениях, когда все предоставят тебе пожинать плоды собственного себялюбия? А ведь так и будет, знаешь ли.

Он постарался как можно жестче описать смерть человека, утонувшего в воспоминаниях. Необходимо убедить парнишку не погружаться разумом в наслаждения чужого прошлого. В Дождевых чащобах таких людей было принято называть «утонувшими в воспоминаниях». Такая судьба не была сейчас настолько частой, как в первые годы после открытия городов Старшей расы, однако такое по-прежнему случалось, и чаще всего с такими юнцами, как Рапскаль. Соблазн остаться в контакте с некоторыми каменными стенами и статуями был очень велик. Жизнь в Дождевых чащобах была не такой суровой, как когда-то, но ни один из ее обитателей не наслаждался таким изобилием и роскошью, которые были запечатлены в городском камне. Стоило какому-нибудь пареньку соприкоснуться с таким воспоминанием, как способность сопротивляться желанию снова и снова возвращаться к грезам о запечатленных в памяти пирах, музыке, любви и наслаждениям становилась для многих непреодолимой. Предоставленные самим себе, они буквально тонули в воспоминаниях, забывая свою собственную жизнь и потребности собственного тела ради того, чтобы погружаться в удовольствия города и цивилизации, которые давно перестали существовать.

Лефтрину было понятно такое влечение. Почти все смелые пареньки Дождевых чащоб хоть раз пробовали нырять в воспоминания. Тайные сведения о том, где хранятся самые яркие и хорошие воспоминания, передавались от поколения к поколению. Он вернулся мыслями к каменной резьбе в почти забытом коридоре города Старшей расы, похороненного под Трехогом. Достаточно было прикоснуться к ней рукой – и можно было оказаться на обильном пиру, за которым следовал концерт музыки Старших. Ходили слухи еще об одной резьбе, в которой были запечатлены сексуальные похождения какого-то энергичного Старшего. Много лет назад Совет торговцев Дождевых чащоб приказал уничтожить этот камень, решив, что слишком много молодых людей погибло из-за его притягательности. Тем не менее рассказы о нем продолжали ходить.

Глядя на Рапскаля, Лефтрин пытался представить себе, что именно парнишка обнаружил, прикоснувшись к той статуе. Какие воспоминания она хранила и насколько сильным окажется их притяжение, когда других хранители о них услышат? Он представил себе, как ему придется сказать Элис, что эту скульптуру необходимо разрушить, – а потом задумался о том, сколько усилий придется приложить, чтобы расколоть ее на куски. Старшие строили на века. Созданное ими не желало уступать силам природы или рукам человека. На разрушение этих статуй уйдут многие дни, возможно, даже недели. И это будет опасной работой. Для уязвимых опасно даже случайное соприкосновение с камнями воспоминаний. Последствия могут оказаться серьезными, даже если просто вдохнуть их пыль.